Дело было еще в Ленинграде, в середине 80-х. Как-то ехал я в маршрутке на Васильевский. рядом на сиденье сидела мама с мальчиком лет шести, ребенок бушевал.
Его мама безучастно смотрела в окно, не реагировала. А он дергал и дергал ее за рукав.
За окном проплывали деревья, дождик моросил, серо было, ну, Ленинград! Ребенок что-то требовал или что-то утверждал. И тут вдруг она как развернется от окна к нему, как дернет его за руку на себя и как прошипит ему:
— Что ты хочешь от меня?!
Он запнулся.
— Что ты хочешь, я тебя спрашиваю?! Да ты вообще знаешь, кто ты такой?! Ты никто! Понял?! Ты никто-о! — она это выдохнула ему в лицо, просто выплеснула.
Мальчик смотрел на нее, и мне показалось, у него дрожит голова. Или это я дрожал. Почувствовал, как потеет спина. Помню первую мысль:
— Неужели это она ему говорит?! О ком она думает в этот момент?!
— Видеть тебя не могу, — прошептала она.
— Ты же убила его! — сказал я, но никто меня не услышал. В маршрутке, как ни в чем не бывало, продолжали дремать люди. Я сидел, не шевелясь. А мальчик не плакал. Она отбросила его руку и снова развернулась к окну.
Он уже не бушевал, притих, как-то сразу. Смотрел в разорванную спинку сиденья напротив и молчал. А у меня было желание встать и при всех, вот сейчас просто разорвать ее на части! Сказать ей:
— Это ты б… последняя! Это ты никто! Ты же убила его! Клянусь, я бы сделал это!..
Мальчик сдерживал меня. Я закрыл глаза, стал глубоко дышать, чтобы успокоиться как-то. А когда открыл их, увидел конфету. Молодой парень, похоже, студент, такой светлый, кучерявый, в джинсовом костюме, протягивал конфету мальчику. Он еще встряхнул рукой, сказал:
— Бери, это тебе.
Тот взял. И тут же парень протянул ему вторую конфету. Мальчик помедлил и взял вторую. Дальше происходило действие, вспоминая которое, я еле сдерживаю слезы.
Мальчик не стал есть, он коснулся маминой руки. Она не сразу повернула к нему лицо. Но все-таки повернула. И видно хотела добить его. Но он протягивал ей конфету. Она посмотрела на него, на конфету, я видел, она недоумевает.
Тогда он вложил ей конфету в руку. Она, как обожглась, быстро вернула ему.
— Я не хочу, — сказала. Две конфеты лежали у него на ладони. Руку он не опускал.
— Ешь сам, — сказала она и тихо добавила, — я не хочу… Честное слово.
Тогда он положил конфету к ней на колени. Никогда не забуду эту паузу. И эту взрослость. Передо мной за несколько минут этих мальчик стал мужчиной, а она из злой, раздраженной стервы стала красивой молодой женщиной. Во всяком случае, это я так почувствовал.
Она молчала. Долго-долго молчала. Смотрела на него так, словно только увидела. Потом обняла. И он ее обнял. Потом он развернул конфету и дал ей. И пока она не положила ее в рот, сам не ел.
Вы представляете такое?! Это был еще одни шок, но уже другой. Я тогда подумал о себе. Я подумал:
— Вот ты сидишь, такой праведник, ты хотел встать, обвинить, ты хотел ее «разорвать», переделать. И ты бы ничего не добился, кроме скандала и брани.
А этот мальчик, посмотри, насколько он мудр, как он велик, этот мальчик, он взял другим. И пронял до самых печенок, до сердца, до слез.
— А еще этот молодой парень, который дал ему две конфеты, — подумал я, — он ведь не просто так дал две. Я огляделся…
В заднем стекле маршрутки увидел этого молодого парня, он уходил вдаль по «моросящей» улице. А мама и сын сидели, склонив головы, друг к другу. Как молодые влюбленные, ей богу! Тут водитель объявил мою остановку.
Я, выходя, дотронулся до руки мальчика. Я этим сказал ему: «Спасибо». Не думаю, что он понял, но это и не важно. Я навсегда запомнил этот урок. Запомнил-то, запомнил, но должны были пройти годы, чтобы я его осознал. Что это и есть настоящее воспитание. О котором не все взрослые знают. Что только примером и воспитывают.
Не криком, не обвинениями, не битьем, нет. Только пример работает, больше ничто. И мальчик этот показал пример. И ей, и мне. И он изменил нас. Где он, этот мальчик?! Где ты, мальчик?! Что с тобой сегодня? Как же ты нам нужен всем, а?! Мы ведь без тебя пропадем.
